Есть такие моменты в жизни, когда ты на сто процентов уверен, что совершил ошибку. Например, самым страшным промахом бывает то, что ты разрешаешь ненужному тебе человеку войти в твою жизнь. Причем основательно, крепко, с концами войти, заполнить до краев, словно дрожжевое тесто, выливаться через границы, стать, в конце всех концов, необходимым тебе до боли. И тогда ошибка становится подарком. Как неправильный аккорд нововведением в пьесу. Когда во время сочинения бьешь пальцами мимо клавиш, промахиваешься, съезжая на один тон. И все звучит по-новому, остро, ярко и волнующе. Аккорд вроде бы и дисгармоничен, не соответствует стилю всего произведения, манере твоей игры, жанру, в котором все замышлялось. Но он так нужен. Как сочная ягода на верхушке мороженого, оживляющая простые застывшие сливки. Новая гармония, новые ноты, новые ощущения. На неправильный дисгармонирующий со всей пьесой аккорд ты делаешь акцент, выделяешь, подводишь к нему всю кульминацию, коронуя им апогей и главную мысль, цель… цель всей твой жизни. Ненужный тебе человек становится целью твоего мира, границами, отделяющими пространство, мерой счастья, глотком свежего воздуха в задушенной темноте. Ненужный становится необходимым. Ты начинаешь жить им, цепляться всеми силами, сливаться душами. И ночами кусаешь губы, когда нужный, уже такой до боли нужный, внезапно пропадает и не дает о себе знать. Ты вспарываешь ногтями кожу на ладонях, переживая, думая о страшных вещах. А на утро нужный звонит. Ты орешь на него от радости, обвиняешь, обзываешь, истеришь, а сам просто ревешь, едва не воя от облегчения. А он говорит, что перезвонит, когда ты успокоишься, и бросает трубку… Когда ты так сильно и отчаянно любишь, задыхаясь.

- Ты где был? Я всю ночь не мог дозвониться. Ты вообще видел, что я?..
- Да, видел. Прости, малыш, отрубился, едва пришел домой. Извини.
- Я же переживал, бесчувственная ты скотина! Ты мог хотя бы смс мне кинуть, что ты добрался до дома? Вышел с работы и пропал!
- Ну, извини. Извини, золотце. В следующий раз я буду предупреждать.
- А ты вообще уверен, что после твоего «замечательного» поведения у нас будет следующий раз?
- Малыш, перестань говорить глупости.

Нужный снова не звонит. Ты опять сидишь на широком подоконнике, прислонившись щекой к холодному стеклу, обнимаешь подушку и ревешь, словно глупая девчонка. Ревешь, не в силах сдержать слезы. Хоть губы и искусаны в кровь, в безнадежной попытке остановить боль. На всхлипы уже не осталось возможностей организма, тихо хрипишь, кашляешь. Слезы закончились и превратились в застывшие следы, стягивающие чувствительную кожу на щеках. Закашлялся, тряхнув головой. Тебя сейчас так бесят твои отросшие волосы, что хочется выдрать их с корнями, снимая с себя скальп, в надежде пересилить ту боль, что поселилась внутри груди и рвет сердце. Она царапает острыми когтями ребра и ревет бешеным пламенем, обжигая изнутри все, распирая грудную клетку. Хочется разодрать себя, чтобы вырвать её, выбросить черный сгусток желчи на пол и затоптать. Ведь это именно он во всем виноват. Виноват в том, что ты третий день не спишь. Что похож на труп с черными синяками под зареванными до лопнувших сосудов глазами. Тонкий точеный нос больше похож на красную картошку. На губы вообще смотреть страшно – черно-фиолетовые, со следами зубов. Кожа бледнющая, словно у трупа. Ты истощал за эти три дня, будто прошла неделя, а не каких-то 72 часа. Тебе сейчас так трудно дышать без нужного…

- Да можешь вообще убираться ко всем чертям! Вали, гуляй со своей шлюхой! Давай!
- Котенок, ты говоришь глупости, успокойся. Вдохни глубже и не называй мою подругу шлюхой. Она мой хороший друг.
- Да мне плевать! У тебя все хорошие друзья! Сколько можно? Я целый день ждал тебя! Целый день! – прерывистый вздох в попытке сдержать слезы, но глаза предают, и по щеке чертит дорожку первая боль.
- Малыш, я же сказал. Я просто задержался. – Усталый вздох, длинные пальцы путаются в непослушных каштановых волосах. Ты так любишь его волосы, пахнущие горькими травами и дорогим табаком. Почему-то сейчас приходит эта глупая мысль, но злость и обида такие сильные.
- Просто задержался на 8 часов? Все, с меня достаточно. Ты уже достал со своими вечными отговорками и задержками! – орешь, что есть силы, а внутри все рвется от боли и кричит тише твоего голоса в миллионы раз «обними меня, обними, пожалуйста, заткни мне рот…»
Он тоже злится. Так, что глаза из зеленых темнеют. Бьет в стену кулаком, рыча от злости. Он всегда так делает, чтобы не бить тебя. Потому что не может причинить боль. Только не тебе. А ты смотришь на него зареванными глазами, с издевательской усмешкой на губах. Хотя сейчас, вот именно сейчас, тебе до боли хочется его прикосновений.
- Знаешь, что? – наконец, не выдерживает он, сжимая в руке бокал так, что стекло лопается. Осколки распарывают кожу. С его пальцев капает красная кровь. Тебе становится так больно, и ты ненавидишь себя.
- Что? – переспрашиваешь, злобный смешок, такой нежеланный, вырывается следом.
- Вали! Ты же так хочешь, чтобы я бросил тебя. Просто жаждешь. Так давай. Вали отсюда, щенок. – Окровавленной рукой показывает на дверь.
Ты вздрагиваешь. В его глазах столько боли. В прекрасных темно-зеленых глазах, которые ты до безумия любишь.
- Хотя нет. Я сам уйду. – Хватает пиджак со спинки стула.
Границей сознания думаешь, что в его ладони осколки и их надо вытащить. Но остановить его сейчас не получится. Он больше тебя в два раза. И такой злой. Но если не остановить сейчас, то…
- Стой… стой, пожалуйста… стой… - цепляешься за ткань черной рубашки, утыкаешься лицом в его лопатки. Дальше по росту просто не дотягиваешь.
Он поводит плечами, будто прикосновение ему неприятно, сглатывает и произносит странно глухим и задушенным голосом, так непохожим и несвойственным ему:
- Закрой дверь на два оборота, когда будешь уходить.
Он не оглядывается. Уходит. А ты падаешь на пол, будто тебе подрубили ноги. И, кажется, что жизнь потихоньку уходит за ним, утекает, словно сухой солнечный песок сквозь пальцы.

Пошел седьмой день депрессии и вынужденной диеты. В последнее время ты пьешь только воду, куришь крепкие сигареты, которые он когда-то забыл у тебя, сидишь на подоконнике и плачешь. Ты смотришь на серое небо, затянутое тучами под завязку, словно в несколько слоев. Оно не торопится реветь вместе с тобой, будто издеваясь. Просто висит себе и все, не обращая на тебя внимания. Так же, как и он… Кажется, он уже забыл про тебя. Ты позавчера звонил его другу. И тот сказал, что он уехал. А куда – неизвестно. Просто пропал. Его телефон вне зоны доступа, его квартира пустует, на работе взял больничный. Он исчез. Такой нужный неправильный аккорд твоей жизни. Ты утыкаешься лицом в острые коленки, судорожно вдыхая колючий воздух, царапающий истерзанное криками горло. Тебе снятся кошмары в последнее время. Ты не можешь спать без него.

- Тшшш… тише, малыш. Это был просто кошмар. Шшш… - он обнимает тебя крепко сильными руками, прижимает к себе и баюкает, словно маленького.
А ты всхлипываешь и жмешься к нему, обнимая, ненароком царапая спину. Он молчит, все и всегда понимая. Просто обнимает нежно и крепко. Именно так, как нужно тебе сейчас. Когда ты перестаешь дрожать, он поднимает твое лицо за подбородок и целует мягко, лаская губы. Ты тянешься к нему доверчиво, жмешься всем телом, прикрыв глаза и ловя минуты счастья.
- Мой… только мой… - шепчет, улыбаясь. – Давай спать. – Гладит пальцами по щеке, смотря в глаза.
Ты киваешь, обнимаешь его счастливо и крепко, зажмурившись.
- Я люблю тебя… - шепчешь и утыкаешься носом в его ключицы, сопишь нарочно.
Он смеется, гладит по волосам мягко.

Ты отмахиваешься от воспоминаний, сползаешь с подоконника, на котором сидишь уже одиннадцатый день. Мелкими шажками, держась у стены, перебираешься к ванной, чтобы согреть занемевшее и от холода тощее тело с торчащими костями. Дикая слабость рубит, ты сглатываешь вязкую слюну, моргаешь, пытаясь убрать эту пелену с глаз. Внезапно темнеет. Ты беззвучно вскрикиваешь. И падаешь на пол.

Ты приходишь в себя, когда в пустой квартире уже темно. Темно и пыльно. Как и всегда. Трешь голову, пытаешься встать, но слабость такая дикая, что сил на это простое движение уже не осталось. С трудом садишься на полу, смотришь на колени с черными синяками, на тонкие пальцы, посиневшие и поломанные. Просто неудачно упал. Пытаешься разогнуть один и охаешь от резкой боли, понимая, что это перелом. Правая рука теперь недееспособна, а значит, и занятия музыкой, спасающей тебя в последние дни, придется отложить. Еще понадобится все-таки выползти из дома до больницы. А так не хочется. Ты плюешь на все, поднимаешься с трудом, ползешь к аптечке. Бинтуешь руку, с болью и шипением разогнув пальцы. Кости торчат неестественно. Но сейчас тебе настолько плевать. Кидаешь взгляд на электронные часы. Ты провалялся без сознания три дня. И именно в этот момент понимаешь, что боль почему-то прошла.

Тебя будит странный звук – какое-то шуршание, непонятный шум. Приоткрываешь глаза и понимаешь, что ты в чистой одежде, лежишь в кровати. Правая рука почему-то в гипсе, хотя ты хорошо помнишь, что в последний раз она была в коряво намотанных бинтах, а заснул ты прямо на полу у батареи, в надежде согреться. Осторожно садишься на кровати, облизываешь губы и кривишься. Всего мгновение, а потом лицо освещает счастливая улыбка. Он всегда мазал твои губы, которые ты часто кусал, каким-то травяным настоем, заживляющим ранки. И этот настой был именно таким – отвратительно горьким. Ты соскакиваешь с кровати в приливе сил, бежишь голыми ногами по холодному полу на кухню, врываешься, и…
- М-мама?
Сердце ухает куда-то вниз.

Он вернулся через три месяца. Странный, незнакомый, совершенно чужой. С холодными ярко-зелеными глазами. Он взглянул на тебя, будто мазнул взглядом, отвернулся и прошел мимо, садясь в машину. Сегодня он привез твои картины, которые когда-то повесил у себя дома. Твою шарнирную куклу и огромного медведя, которого сам подарил тебе. Ты холодно отвечал ему, холодно улыбался, холодно взглянул на протянутую для рукопожатия ладонь. Ты искал в его глазах толику тех чувств, что были так важны для вас обоих, но не находил их…

- Ты видел его?
Смотришь на друга в недоумении. В ваших разговорах этот человек не упоминался уже около месяца, а тут внезапности.
- Нет. Почему ты спрашиваешь? – фыркаешь, будто тебе все равно, а сердце будто леденеет изнутри. Ты еще не разлюбил его…
- Да вчера в баре он напился и подрался с каким-то отморозком. Ты представляешь, он его почти до смерти забил! Хорошо, что ты этого психа бросил. Серьезно. – Друг кивает с важным взглядом.
Нож в руке, которым ты режешь мясо, вздрагивает, пальцы соскальзывают с ручки, но ты сжимаешь их крепче. В голове всплывают его слова «Я никогда не смогу ударить тебя. Когда мне очень захочется этого, я убью кого-нибудь. Но тебе я не смогу причинить боль, малыш.»
- И что было дальше? – ты прокашлялся, чтобы голос не хрипел.
- Да ничего, в том-то и дело! Он же у тебя какой-то влиятельный, крутой. Конечно, его не замели за это. Откупился, понятное дело.
Ты улыбнулся, радуясь, что друг этого не видит. Странно, что спустя четыре месяца тебя волнует то, что с нужным все хорошо.

Ты честно пытался встречаться с другими людьми, но почему-то их прикосновения были тебе отвратительны. Почему-то ты всегда искал себе высоких шатенов с зелеными глазами. Но не находил того единственного, который был таким нужным и дисгармоничным в твоей жизни.

- С днем рождения. – Его хриплый голос на другом конце твоего разговора.
Уголок твоих губ дергается в полуулыбке.
- Спасибо. – Говоришь сдержанно, хотя у самого внутри все почему-то дрожит от счастья.
Он молчит мгновение. Ты уверен, что сейчас он пьет свой любимый коньяк или виски. Держит бокал сильными пальцами. От воспоминаний тебе почему-то становится жарко.
- Чего молчишь? Деньги-то капают. – Не выдержал ты, улыбнувшись так, что это отразилось на голосе.
- Кгхм… Как дела?
Тебе хочется смеяться от счастья.
- Хорошо. Сам как?
- Весьма-весьма, я бы сказал… Неплохо.
Ты накручиваешь на палец прядь волос, закусываешь нижнюю губу, смотришь в потолок, улыбаясь. Почему-то сейчас кажется, что вы промотали время на год назад и снова знакомитесь.
- Я рад. – Выдыхаешь, наконец. Почти шепчешь.
- Ты сегодня совсем взрослый стал. – Так же тихо, шепотом, ответил он тебе.
Ты прерывисто вздыхаешь.
- Все хорошо? – его голос становится обеспокоенным.
- Д-да. – Выдыхаешь ты, всхлипываешь. – Я… я тебе потом позвоню… м-можно?
- Хорошо, конечно. – Он вздыхает и отключается сам.
А ты бросаешь телефон на пол и орешь, что есть силы. Боль снова вернулась. Вцепилась в сердце стальными когтями. Ты снова плачешь из-за него, вспоминая все, что у вас было.

- Можно с тобой поговорить? – его друг хватает тебя за предплечье, когда ты только выходишь из университета, собираясь идти домой.
- Конечно. Но мог бы и не тащить меня так.
У него друзья такие же серьезные, как и он. И сильные. И психи.
- С тобой я нежничать не собираюсь. – Его друг фыркает, зло щуря светлые глаза. – Какого хрена у вас происходит?
- А тебе какое дело? – нагло вздергиваешь бровь, смотря на него снизу вверх.
- Мне какое? Да он из-за тебя жизнь свою гробит. На работе не появляется, постоянно в барах. Как думаешь, каково коллективу работать без начальника или с пьяным начальником?
Ты отводишь глаза, не зная, что сказать. Но ответ все же находится.
- Почему ты думаешь, что я к этому причастен? Мы не общаемся уже полгода.
- Да, почему это я думаю, что это из-за тебя? А ничего, что, напившись, он вынуждает меня слушать рассказы о ваших милых посиделках с пледом, и о том, какая классная у тебя задница?!
Ты краснеешь, как заправский помидор не столько от стыда, сколько от удовольствия от того, что он помнит это…

- Зачем ты пришел? – он усталый, в домашнем халате, держит дверь открытой.
Его каштановые волосы спутались, зеленые глаза потухли. Ты несколько мгновений неуклюже мялся на пороге, смотрел нерешительно на него. Затем что-то будто толкнуло вперед. Ты налетел на него, захлопнул дверь, посмотрел испуганно снизу вверх, сглотнув. Ты не знал, что тебя подтолкнуло, что заставило придти сюда и обнять его.
- Ты чего? – он рассеяно гладит твои волосы, привычно проводит пальцами по шее.
Ты выдыхаешь жарко в его ключицы, выгибаясь от желания, от голода. Любовь захлестывает, вырываясь изнутри и сжигая черную гадкую желчь, мешающую тебе жить. Ты приподнимаешься на цыпочки, запуская пальцы в его волосы, тянешь на себя, и целуешь. Страстно и голодно. Пару мгновений он не отвечает, будто в ступоре, затем резко перехватывает инициативу в поцелуе, подхватывает тебя под бедра и прижимает к стене одним порывом. От удара спиной у тебя вышибает воздух из легких, но ты не можешь вздохнуть, потому что сейчас он целует тебя так сладко и невыносимо приятно, от чего тело дрожит от возбуждения. Ты прижимаешься, шепчешь глупости и нежности в его губы, снова целуешь, срываешь с него одежду. Сейчас так хочется зацеловать его всего, каждый сантиметр любимого тела, вжаться в него, отдать всю душу и все существо, стать единым целым. И когда он берет тебя жестко, без подготовки, не смотря на то, что ты уже полгода никому не позволял прикасаться к себе, ты кричишь от боли и плачешь от счастья, сам принимаешь глубже, насаживаясь, царапаешь его спину, целуешь, кусая губы.
- Не уходи… никогда не уходи больше… слышишь? – шепчешь, выгибаясь от его толчков и сжимая пальцами его волосы. Ты все еще прижат к стене у входной двери, потому что до кровати вы так и не добрались.
- Никогда… - выдох в ответ и ты снова кричишь, изгибаясь от сильного болезненного толчка и от укуса в плечо.

- Я люблю тебя… люблю… так сильно люблю… - спустя несколько часов ты прижимаешься к нему, лежа в кровати, гладишь пальцами по груди, рисуя узоры.
Он хмыкает, поглаживая тебя по волосам. Он курит свои крепкие сигареты, расслабляясь с тобой в постели после потрясающего секса, которого у вас не было полгода. От этого почему-то снова сносит крышу. Ты улыбаешься, целуешь его в горькие от табака губы, откидываешь простынь и спускаешься вниз.
- Ты сегодня ненасытен. – Он улыбается, запуская пальцы в твои волосы и зажимая в зубах сигарету.
- Я просто ужасно соскучился… - шепчешь ты, отрываясь на мгновение.
Он фыркает и снова надавливает на твою макушку, побуждая к действиям. Да, он никогда не признает, что любит тебя. Не скажет, что скучал. Но за тебя он убьет любого. За тебя он сделает тысячу и одну глупость. За тебя он встанет под дуло пистолета и подставится под лезвие ножа. И все потому, что ты стал ему нужным.

10